[mystery-shack]

Название фанфика: Te Agni Dei
Автор:  Delta Psy
Персонажи: Диппер Пайнс, Мэйбл Пайнс
Рейтинг: R
Жанр: AU, драма
Размер: 1523 слова
Дисклеймер: Все принадлежит Алексу Хиршу
Саммари: Гравити Фоллз - не то, чем он кажется.
Предупреждения: Упоминание твинцеста, смерть персонажа


Сорви одежды, что грехом зaпятнaны,
Умойся кровью жертвенной овцы.
Фонтaном бьет онa для душ рaзврaтников.
Умойся кровью жертвенной овцы.

И потом дядя Стэн говорит:
- Это правильно, Диппер. Так и должно быть.
Мэйбл говорит:
- Прости, братик, но дядя прав.
Венди говорит:
- Ты крутой чувак, но это твоя миссия в некотором роде.
И Диппер говорит:
- Я не хочу.
Он не понимает смысла, не хочет идти на заклание. Диппер требует правды, и она обрушивается на него с тяжестью поезда. Правда неприглядна и жестока, и весь Грэвити Фоллз внезапно становится мрачным и кровавым, а в Хижине Тайн нечем дышать и пахнет сладковато, кисло и теперь Диппер по-новому понимает слова в дневнике.
Он не может доверять никому, и дядя Стэн ловит его без особых усилий, вскидывает на плечо и несет наверх. Диппер слышит, как глухо щелкает замок, как Мэйбл за дверью визгливо смеется, и он скрючивается на своей кровати и обнимает колени. Мир перевернулся вверх тормашками, и теперь непонятно, что делать, куда бежать. Диппер срывает с головы кепку и отшвыривает её в угол комнаты, выглядывает из окна. На крыльце сидят Зус и Венди, и Диппер не чувствует привычной теплой волны в груди, только разочарование и боль. Он пинает угол кровати, шипит от боли и тупо смотрит на свои ладони. Промелькивает, было, идея, что можно вызвать Билла, что он обязан помочь сбежать, но потом до Диппера доходит, что Билл часть этого места. Что ему тоже нужна жертва, что он демон, что доверять никому нельзя. Диппер валится на кровать и плачет, тщетно стараясь заглушить всхлипы. Он засыпает, обнимая подушку до боли.
В дверь стучат, и во сне эти звуки больше похожи на фоновый шум, и Диппер сперва думает, что дятлов надо поразогнать, спать по утрам невозможно. Потом он вспоминает, слетает с кровати и прижимается к двери ухом. Так громко сопеть может только Мэйбл, и Диппер спрашивает в замочную скважину:
- Эй, ты пришла освободить меня?
Мэйбл смеется, и Диппер почти видит, как она машет руками, словно ветряная мельница.
- Нет, глупый! Я хочу, чтобы ты пообещал, что будешь вести себя хорошо.
Диппер сползает на пол и бьется головой об дерево. Для него немыслимо предательство сестры, но он произносит:
- Как так, Мэйбл?
Она молчит, и слышно, как шуршит ткань, и потом она вздыхает так четко и ясно, словно сидит рядом.
- Для меня это тоже нелегко, - Диппер хмыкает, и она возмущенно тараторит.
- Нет, посмотри на него! Меня готовили с детства к мысли, что тебя однажды не будет, умник! Ты даже не представляешь, через что я прошла!
Она громко топает по лестнице, и жалуется на него остальным, и Диппер вспоминает, что в детстве было так же, что он успел привыкнуть уступать и поддаваться. С его сестрой по-другому невозможно. Она скоро вернется, понимает он, и достает карандаш и листок, и вычерчивает план, и рвет его на куски. Следов оставлять нельзя, солнце клонится к горизонту, и Диппер полностью погружается в себя. Когда он снова открывает глаза, он знает, что будет делать.
Диппер готовится к побегу, пока никого нет: вяжет веревки из простыней, смеется над собой за глупые клише. Он соскальзывает по ним поздно ночью, и, поднимая голову, видит бледное и серьезное лицо сестры в окне. Диппер машет ей рукой, разворачивается и короткими перебежками направляется к лесу. Но далеко отойти не успевает – внутри сворачивается кровь, комки встают в венах, и сердце колотится отчаянно, в ушах звенит, и Диппер из последних сил ползет обратно. Он не хочет умирать, но если он попробует сбежать – все будет гораздо хуже. Легче становится как только Диппер вываливается из-под деревьев, и он тяжело дышит, лежит на земле, раскинув руки. Над ним качается небо, и он по привычке ищет глазами свое созвездие. Домой он возвращается уже утром, и никто не говорит ни слова, и Диппер завтракает оладьями с беконом и уходит на чердак, смотрит в окно, швыряет щепки в соек, сидящих на ветках.
День тянется за днем, и они все одинаковые, и постепенно Диппер смиряется с мыслью, что он скоро будет пущен под нож, и уже даже не вздрагивает, когда на кухне кто-то открывает ящики, и лезвия сверкают в солнечных лучах. Он просто ждет, и томится нетерпением и неизвестностью. Все притворяются, что все нормально, но Дипперу надоедает ломать комедию, и он однажды утром кричит на них всех разом, и громко хлопает дверью, и на следующее утро Мэйбл говорит: сегодня, и глаза у неё холодные.
Его везут на машине, натянув на голову плотный мешок, и Диппер хмыкает и дергает ногой. Он считает повороты – просто на всякий случай – и бьется головой о приборную доску, когда машина останавливается. Руки на плечах направляют вперед, и когда кожу холодит, и солнце больше не просвечивает через ткань, Диппер осознает, что сейчас все и случится. Он ждет боли или крика или сигнала, но его ведут, и снова, и он все еще считает повороты. Потом с головы сдергивают мешок, и Диппер моргает, и Мэйбл распутывает узлы на запястьях и объясняет, что нужно сделать. В помещении с низким потолком нет ничего, кроме утопленной в пол купальни с водой и крохотного столика со стопкой белья. Диппер разминает ноги и наклоняется над купальней, опускает пальцы.
Вода холодная, и мурашки мгновенно вспухают на руках, и Мэйбл отворачивается, но Диппер не позволяет. Он и так скоро умрет, и он хватает её за руку, держит крепко-крепко. В воду нужно улечься с головой, задержать дыхание на десять секунд и снова всплыть; Диппер сжимает ладонь сестры в им одним понятном ритме, и в глазах Мэйбл слезы, и она всхлипывает, вырывает руку и говорит:
- Я не могу. Диппер, прости меня, но я не могу!
- Тогда я сам, - он боится, что голос дрогнет, но нет. Только Мэйбл не успокаивается и зарывается лицом в широкий ворот свитера, и кажется, нужно успокоить. Но руки тяжелые, и Диппер просто смотрит в сторону, и она заглядывает в лицо и умоляет:
- Они накажут меня, они накажут, за то, что не уследила… Не надо, прошу!
И Диппер понимает, что ему нужно прекратить быть таким эгоистом. Он прижимает Мэйбл к себе и шепчет ей в волосы:
- Хорошо, хорошо, все будет замечательно. Никаких утопленников.
Мэйбл поднимает на него красные глаза и спрашивает – у него щемит сердце, потому что не так давно она так же спрашивала, полюбит ли её хоть кто-нибудь – она спрашивает:
- Правда?
- Правда, - Диппер целует её в кончик носа, потом, помедлив – в губы. Ничего пошлого или непристойного, просто прикосновение, но по телу пропускают ток, и крохотные волоски на шее встают дыбом, и он прижимается к ней сильнее, игнорируя приглушенное мычание. Губы Мэйбл сухие и горячие, и сладкие, и поддаются неохотно. Диппер ранит язык об брекеты, слизывает с её зубов привкус карамели и изо всех сил старается не опустить руки ниже.
Мэйбл отталкивает его, и щеки её ярко-красные, и Диппер проводит ладонью по рту, стирая слюну. Ему немного стыдно, но, по сравнению с поступком Мэйбл, все нормально, и он просто ждет. Она указывает на купальню снова и отворачивается, когда Диппер стягивает одежду.
Вода заливается в уши, нос, глаза, Диппер выпускает воздух и наблюдает, как на поверхности лопаются пузырьки. Его затапливает тишина, он впервые не думает, не строит планы. В Библии это называлось смирением; дядя Стэн всегда называл это глупостью. Диппер выныривает и отфыркивается. Мэйбл уже стоит с огромной простыней наготове, и накидывает её на плечи, стараясь не смотреть в глаза. Где-то за стеной слышны голоса, и их так много, и Диппер понимает, что почти весь город там; они все ждут его, и Мэйбл подает длинную робу из тонкого полотна, уходит за дверь – на короткое время голоса становятся отчетливее. Ему даже кажется, что он различает слова, но потом дверь захлопывается, и все снова сливается в неразборчивый гул.
Диппер одергивает слишком длинный подол и дергает ручку. Он выходит в зал, и щурится от резкой смены освещения. Выстроившиеся в два ряда люди кланяются, когда он проходит мимо – широкие рукава метут по земле, кроваво-красные плащи закрывают с ног до головы, и Диппер ежится. Он знает, куда идти – его место на каменном ложе в центре, со странными желобками и выемками, и его прошибает холодный пот, когда на полу он замечает узор, рисунок. Рисовать будут кровью, и он запинается и останавливается, и кто-то подталкивает в спину. Диппер сглатывает и оглядывается, но он один, и никто не поможет. Он забирается на алтарь самостоятельно, обдирая локти и живот.
Камень влажный и липкий, и Диппер старается не думать о том, сколько людей отдало свои жизни на этом месте. Он не видит лиц – глубокие капюшоны укутывают все в непроницаемые тени, свет масляных ламп мечется под потолком, и под веками танцуют пятна, по ладоням течет пот. Его пугает наступившая тишина – ощущение, что вокруг нет людей, только застывшие статуи. В голове настойчиво бьется мысль – брось это все, беги сейчас, ты можешь еще спастись, дурак! Но Диппер сжимает кулаки и закусывает губу, и понимает, что упустил момент, когда вокруг раздается негромкий речитатив. С каждым повтором он набирает ритм, и вскоре сотни ртов твердят одну и ту же фразу, все быстрее и быстрее. Диппер чувствует прикосновение к груди и зажмуривается накрепко, чтобы не видеть ничего.
Боль обжигает нервы, и глаза распахиваются сами собой, и ему чудится треугольный силуэт, сияющий красным, но потом он понимает, что с потолка льется белый, слепящий свет, и Диппер идет ему навстречу и слышит тихий голос, который произносит:
- Вот Агнец Божий, что берет на себя все грехи мира.
А потом все исчезает.